Леонская Елизавета Ильинична
Лауреат международных конкурсов имени Дж. Энеску (Бухарест, 1964 г.), имени М. Лонг и Ж. Тибо (Париж, 1965 г.), королевы Елизаветы (Брюссель, 1968 г.), обладатель Премии Св. Цецилии.
В 2006 удостоена высшей награды Австрии – Почетного креста первой степени за достижения в науке и искусстве.
«Мне интересно жить!»
Интервью с Елизаветой Леонской
Я стояла перед красивой, но тяжелой дверью ее дома сразу – вспомнилась Москва, с ее внушительными размерами, позолоченными решетками, неприступными стенами. Просто так не войдешь. Но, как оказалось, открыть парадную дверь было самым трудным испытанием в тот вечер — ступив на порог квартиры Елизаветы Леонской, я очутилась в мире солнца, легкости и общения без преград.
Хозяйка встретила меня широкой улыбкой, дружественным жестом и очаровательной непосредственностью. Пока мы шли в комнату, я увидела и рабочий рояль, который в окружении нотных листков дышал своей жизнью, и гостиную, которая ожидала гостей в тот вечер. Из кухни шел ароматный запах, он создавал атмосферу уюта и гостеприимности. То там, то здесь стояли предметы искусства, разных эпох и стилей, но каким-то чудесным образом сочетавшиеся друг с другом, – в них чувствовались магнетизм времени, энергия творчества и краски жизни. И я почувствовала, что этот дом принял меня не с подозрением и осторожностью как незнакомую журналистку, а с радушием и живым участием как хорошего знакомого и желанного гостя. За то время, пока мы разговаривали, солнечные лучи, улыбающиеся в окне, сменились на мягкие вечерние краски …
– Еще с первой минуты разговора по телефону, вы были открыты и дружелюбны. Вы со всеми такая?
– Правило моей жизни – относиться с доверием к каждому встречному.
– Спасибо за приглашение. В Австрии такая гостеприимность по отношению к малознакомым людям – редкость.
– Вы правы, за последние 10 лет моей жизни в Вене никто из моих коллег не позвал меня к себе домой, хотя мои двери для них всегда открыты.
– У вас и сегодня гости. Это нечто само собой разумеющееся?
– Да, хотя в последнее время в доме стало поспокойнее. А когда я только приехала в Вену, поток гостей не прекращался ни на минуту. У многих были трудности, и они искали помощи и покоя в этих стенах. К моему шестидесятилетию один друг-издатель выпустил книгу обо мне, где попросил моих друзей оставить свои заметки, воспоминания, впечатления. Так вот, Олег Майзенберг написал примерно следующее: «Лиза, в твоем доме, встречаются твои друзья, друзья твоих друзей, родственники друзей, друзья родственников…». К счастью, у меня действительно много хороших и верных друзей, особенно из прошлого…
– Расскажите, пожалуйста, о своей семье. Как получилось, что вы родились в Тбилиси?
– Мои родители переехали из Одессы в Тбилиси во время войны. Я была поздним ребенком – папе было 55, а маме 43. Для мамы я стала надеждой на новую жизнь, на будущее, о котором она сама так мечтала. В Гражданской войне она потеряла любимых родителей, свой рояль и грезы о карьере музыканта. А во время Второй мировой Войны бомба попала в ее дом – все имущество и документы сгорели… Она очень любила музыку, поэтому, уже живя в Тбилиси, стала преподавать игру на фортепиано.
– Как вы выбрали путь музыканта?
– Я думаю, все решилось еще до моего рождения. Случилось одно загадочное событие: как-то гадалка предсказала маме, что у нее будет новый муж и ребенок, который станет знаменитым на весь мир (громко сказано, конечно). Тогда ей трудно было поверить в это. Но вот я появилась на свет… Мама всегда считала, что игра на фортепиано – самое подходящее для девочки занятие, и все силы вкладывала в мое музыкальное воспитание. Упражнения давались мне легко, и, чтобы сократить продолжительность занятий, я переставляла стрелки часов. В двенадцать лет закончились «детские развлечения», и я впервые осознала, что музыка – очень серьезное дело. Когда мне было восемнадцать лет, я уехала в Москву – поступать в консерваторию. Началась новая жизнь.
– Если бы вы стали не музыкантом, то кем?
– Меня мог увлечь театр. Но в юности я испытывала неуверенность в собственных силах, считая, что у меня нет ни голоса, ни особых данных.
– Что вы считаете своей Родиной?
– Прежде всего, Музыку и Искусство. А у них нет географии.
– По своей природе вы экстраверт?
– Я думаю, да. Хотя когда у меня очень много работы и надо учить новые произведения, я не самый лучший собеседник. Вся моя энергия без остатка отдается музыке, творческому процессу. А так, в обычной жизни я очень коммуникабельный человек.
– Какая история у вашего рояля?
– Каждый музыкант хочет иметь собственный концертный инструмент, и я тоже всегда об этом мечтала. Приехав в Вену, я, наконец, купила рояль – это стало моей самой первой покупкой на новом месте. Я была так счастлива! С тех пор он стоит в этой квартире уже 30 лет. Когда я сажусь за него, то начинаю разговаривать с ним… пальцами.
– Какие концерты в своей творческой карьере вы могли бы назвать «особыми» – по состоянию души, переживаниям с ними связанными?
– Несомненно, это концерты со Святославом Рихтером, а также под управлением таких больших дирижеров как Курт Зандерлинг, Колин Дэвис. Неповторимо само ощущение мгновения, магия созидания, когда ты работаешь с великими мастерами…
– Часто случается, что концерт идет «не по плану»?
– Каждый концерт вносит свои коррективы. И весь накал эмоций оттого, что время необратимо, каждый момент уникален и неповторим. Ты – здесь и сейчас, а твое исполнение – это борьба за выживание, за созидание. В каждом зале – своя акустика, свой инструмент, своя публика, атмосфера и т.д., поэтому, несмотря на подготовленную концепцию, все может по воли одного мгновения измениться.
– Есть ли произведение, которое вы бы могли назвать «самым любимым»?
– Я искренне люблю каждое произведение, которое постигаю и исполняю. Дмитрий Шостакович на схожий вопрос ответил: «Самое любимое сочинение – то, которое я сейчас сочиняю…». Я соглашусь с ним.
– От кого и по какому случаю вы получили самый большой комплимент?
– Однажды, Святослав Рихтер был в Германии на моем концерте. Он подошел ко мне перед моим выходом на сцену и спросил: «Лизочка, как же вы могли поставить в программу сонату Чайковского вместе с последней сонатой Бетховена?» Я стала оправдываться: «Ну, извините, так получилось… ». После моего выступления он снова подошел ко мне и заметил: «Нет, Вы знаете, это возможно», а своей жене сказал: «Девочка на правильном пути».
– Каким человеком был Святослав Рихтер?
– Великим. Простым. Благородным.
– Как зародилась ваша дружба?
– Это было время, когда он хотел общаться с молодыми. Я впервые попала в его дом с моим тогдашним мужем, скрипачам Олегом Каганом. Постепенно возникла дружба, которая объединила нас на долгие годы… Эта дружба не оборвалась даже после моего отъезда за рубеж.
– Какое влияние оказал на вас Святослав Рихтер?
– Огромное, что даже трудно передать в деталях. Например, он научил меня особому и деликатному отношению к тихой (пиано и пианиссимо) игре. Помню, как-то мы готовились к совместному концерту, и я очень живо и усердно играла на репетиции, мечтая понравиться ему. Вдруг он остановил меня: «Лизочка, а что вы так играете?» «Как так?» – удивилась я. «Предприимчиво». Он никогда не кричал, был мягок и спокоен. Но каждое сказанное им слово выражало так много. Само присутствие его рядом было магическим и созидающим. А каждое исполнение Святослава Рихтера творило чудеса, изменяло людей, открывало новые грани музыки.
– Расскажите о вашем знакомстве с Иосифом Бродским.
– Иосиф Бродский был очень хорошим другом моей близкой приятельницы. Однажды она попросила его: «Посвяти стихотворение Лизе» (на тот момент мы с ним еще ни разу не встречались). Забавно, но тогда он даже не знал моей фамилии и написал “Лионской”(имеется в виду стихотворение «Bagatelle»). В последствии, каждый раз, когда я приезжала в Нью-Йорк, мы виделись с ним. Он был гений. А еще «душа-человек», хотя, возможно, не со всеми. Ведь не зря, когда его спрашивали: «По какому принципу складывается ваше отношение к литераторам», он отвечал: «По принципу: действуют они мне на нервы или нет». К счастью, мы испытывали друг к другу очень добрые дружеские чувства. Несколько раз он приходил на мои концерты.
– Расскажите о его последнем посвящении вам.
– Тогда у меня были гастроли с Нью-Йоркским филармоническим оркестром. Исполняла произведения Чайковского, которого Бродский недолюбливал, поэтому на концерт он не пришел. Мы встретились за ужином у него дома. Он спросил меня: «Лизка, а у вас есть моя последняя книжка? Нет?». Тогда он открыл книгу, и нацарапал в ней карандашом следующие строки: «Дарю стихи Елизавете,
Пускай простит меня за эти
Стихи, как я, в душе рыча,
Петра простил ей, Ильича».
Это, четверостишие стало одним из последних его творений. Через двое суток Иосифа не стало.
– Расскажите о том времени, когда вы уезжали из Советского Союза.
– Только открылся занавес. Было очень интересно, и одновременно страшно покидать Советский Союз, несмотря на то, что я уже бывала с гастролями за рубежом. Но уехать тогда я считала для себя шансом на будущее и карьеру, ведь в те годы многим в мире искусства «закручивали винтики», особенно у кого были еврейские корни. У меня еще не было той внутренней силы, что есть сегодня, и поэтому остаться было «мучительнее» чем оказаться в чужой стране. Я ни о чем не жалею, это было мое собственное решение. Хотя я понимаю сегодня, что Запад – не совсем та «страна грез», которую мы себе представляли.
– Почему Вена?
– Во-первых, я уже бывала в Австрии. Во-вторых, я знала со школы немецкий язык. И конечно, Вена – особенный город, полный музыки, культуры, искусства и гармонии. Разве можно найти нечто лучшее? Я получила выездной паспорт в Москве за 10 дней до своего концерта в Вене и в течении девяти дней собрала вещи и продала квартиру. Это можно назвать маленьким чудом! У меня была транзитная виза в Вену на три месяца и виза в Израиль. Но туда я не поехала, так и осталась в городе на Дунае. К счастью, сразу появилась работа, и все закрутилось…
– Как вы чувствуете себя в Вене?
– Город мне очень нравится. Я здесь живу уже много лет, но это не совсем мой дом. И с этим связана определенная внутренняя борьба…
– В фильме «Пианино» режиссера Джейн Кэмпион рассказывается история женщины, для которой весь смысл жизни заключался в музыке, игре на пианино. Когда у нее забирают возможность играть, пропадает мир, который ей дорог… Она не хочет жить. А чем бы стала потеря пианино для вас?
– Я стала бы искать другие пути самовыражения. Вокруг столько удивительных и еще непознанных вещей. В конце концов, можно преподавать, делиться своим опытом с молодым поколением, чему-то учиться от них. У меня здоровое отношение к работе, и самое главное – мне интересно жить… Я с удовольствием путешествую, открываю мир. Общение и искусство в самых разных формах наполняют мою жизнь красками и эмоциями.
– Вы космополит?
– Да, еще с детства. В нашей семье всегда с одинаковым уважением относились к людям разных культур и национальностей. Я немного говорю по-грузински, так как училась в тбилисской школе, хорошо по-немецки и на разговорном уровне по-английски и по-французски, в той мере, чтобы чувствовать себя комфортно во время путешествий.
– Как часто вы гастролируете?
– У меня очень плотный гастрольный график, но мне это не в тягость, ведь я настоящая лягушка-путешественница. Два раза в год я бываю в России, в Москве и Петербурге. Только что я вернулась с Эдинбургского фестиваля, до этого была в одном маленьком городке на Коста-Брава в Испании. Я не стою на месте, и впереди у меня новые концерты и города.
– Вы поддерживаете отношение с Тбилиси?
– Да, я приезжаю в Грузию раз в три года, к сожалению, не получается чаще. Я учредила небольшой фонд и ежегодно выдаю две премии молодым пианистам, а иногда и преподавателям, чтобы поддерживать традиции русской музыкальной школы в родном городе.
– Вам не обидно осознавать, что на Западе вас знают намного лучше, чем в России, в той же Москве, где вы учились?
– Это все закономерно: в России мною никто не занимается, с концертами я бываю там редко. Но к вопросу «известности и неизвестности» я отношусь сегодня очень спокойно и стараюсь ни о чем не жалеть, ведь такие мысли только разъедают душу, ничего, по сути, не меняя.
– Вы упомянули душу. Вы верующий человек?
– Хоть меня и не крестили, я считаю себя христианкой. Моим духовным наставником всегда была музыка. А еще я думаю, что человечество должно беречь душу, чтобы иметь будущее.
– Какие у вас творческие мечты и планы?
– Многие молодые исполнители начинают свой профессиональный путь с тридцати трех вариаций Диабелли. Я подумываю об этом только сейчас. Из ближайших больших проектов могу назвать фестиваль Вербье (Verbier) в Швейцарии следующим летом, на котором мне предложили сыграть все девятнадцать сонат Шуберта. Чтобы подготовить их, от меня требуется огромная самодисциплина и усердная работа. Надо пропустить все «через печенку» и зарядиться этой музыкой. Только потом можно будет немного расслабиться и довериться своему опыту и профессионализму.
– Ваши родители из Одессы. Вы, наверное, любите шутки и анекдоты?
– Я действительно люблю шутить и хорошие анекдоты могу слушать и рассказывать по несколько раз: в них есть свой ?Point?, заряд витамина С. В отношении же одесских анекдотов важно знать меру, чтобы не «переборщить».
– Вы можете рассказать какой-нибудь одесский анекдот, который первый приходит вам на ум?
– Вы, наверное, его уже знаете: По Дерибасовской идет похоронная процессия. Сидит человек в гробу.
Один из прохожих спрашивает:
– Мойша, что ты здесь делаешь?
– Ты что не видишь – меня хоронят.
– Но ты же жив!
– А кого это интересует…
– Вам бывает скучно?
– Иногда я сильно устаю и падаю в «энергетическую яму», становясь медлительной и тяжелой. Это сигнал – надо брать отпуск. А по большей части, жизнь моя очень разнообразна и интересна!
– Вы можете представить себе отпуск без рояля, лежа на пляже?
– Я не могу лежать на пляже, так как не переношу солнце, могу только ходить по нему. Но через 10 дней «абсолютного отдыха» музыка сама начинает играть в голове, особенно по ночам, и от нее никуда уже не деться.
– У вас такой красивый звонкий голос, а вы пробовали петь?
– Вопреки тому, что у меня абсолютный слух, я не могу спеть ни одной ноты без фальши. Это ужасно. А мне бы так хотелось петь!
– Вы увлекаетесь танцами?
– Я очень хочу научиться танцевать. Танец дает особое ощущение тела, шага. Может, попробую современный танец, или, например, аргентинское танго.
– У вас так загорелись глаза!
– Правда? Меня просто многое восхищает в жизни! Танцы в том числе.
– Каков Ваш секрет молодости?
– Я думаю, это интерес ко всему. Я чувствую себя восемнадцатилетней девчонкой, потому что постоянно жду чего-то…
Беседу вела Мария Гринева
02.09.2009
Вена
