В один погожий августовский день 1944 года в районе озера Песочное под Минском появились грузовики с московскими номерами, которые привезли людей в немецкой военной форме. В тылу советских войск, на бывшей партизанской базе, развернулось довольно крупное немецкое воинское соединение. Все было настоящее – одежда, оружие, котелки, ложки. На территории базы строго соблюдались уставы Вермахта. Так, по личному приказу Сталина, 4-е управление НКВД начало операцию «Березино», руководил которой генерал Судоплатов.
Резервный агент, упомянутый Скорцени в его книге, имевший в Абвере агентурную кличку «Макс», а в НКВД – «Гейне», на самом деле, был сотрудником советской разведки Александром Петровичем Демьяновым.
19 августа генеральный штаб немецких сухопутных войск получил посланное Абвером сообщение Макса о том, что соединение под командованием подполковника Шерхорна численностью в две с половиной тысячи человек блокировано в районе реки Березины.
Кто такой этот подполковник Шерхорн? За несколько недель до описываемых событий отряд в полторы тысячи человек под командой Шерхорна, защищавший переправу на Березине, был разгромлен Красной Армией и большей частью пленен. Попал в плен и Шерхорн. Советская разведка заинтересовалась им потому, что его отец финансировал нацистскую партию еще до ее прихода к власти. Так что имя это должно было привлечь внимание Гитлера. Перевербовать Шерхорна удалось быстро – ему пообещали, что он вернется домой, к семье. Итак, командир якобы блокированной немецкой группировки был настоящий.
Операция была задумана с размахом. В ней участвовали, выполняя роль немецких военных, наши офицеры, владевшие языком, немецкие антифашисты и перевербованные военнопленные.
В это время Отто Скорцени активно занимался операцией «Браконьер». Вот что он пишет:
«Мы взялись за решение бесчисленных технических проблем, связанных с осуществлением операции. Наш проект предусматривал создание четырех групп, каждая из которых состояла из двух немцев и трех русских. Людей вооружили русскими пистолетами и снабдили запасом продовольствия на четыре недели. Кроме того, каждая группа брала с собой палатку и портативную радиостанцию. На всякий случай их переодели в русскую военную форму, обеспечили удостоверениями и пропусками. Их приучили к русским сигаретам, у каждого в вещмешке имелось несколько ломтиков черного хлеба и советские консервы. Все прошли через руки парикмахера, который остриг их почти наголо в соответствии с военной модой русских, а в последние дни перед вылетом им пришлось расстаться со всеми предметами гигиены, включая даже бритвы…
В конце августа первая группа под руководством П. поднялась в воздух на «Хейнкеле-111» из состава 200-й эскадрильи. С лихорадочным нетерпением ждали мы возвращения самолета, ведь предстояло пролететь более 500 километров над вражеской территорией (к тому времени линия фронта проходила через Вистюль). Поскольку подобный полет мог состояться только ночью, истребители не могли сопровождать транспортный самолет. В ту же ночь состоялся сеанс радиосвязи между разведчиком и группой П.
«Скверная высадка, – докладывали наши парашютисты. – Попро- буем разделиться. Находимся под пулеметным огнем».
Сообщение на этом заканчивалось. Возможно, им пришлось отступить, бросив передатчик. Ночи проходили одна за другой, а из радио доносился лишь негромкий треск атмосферных помех. Ничего больше, никаких новостей от группы П. Скверное начало!
В начале сентября отправилась в полет вторая группа, под командованием курсанта С. По возвращении пилот доложил, что парашютисты прыгнули точно в указанном месте и достигли земли без происшествий. И вот наконец наше радио, от которого все неутомимо ждали проявления признаков жизни, уловило ответ. Сначала пошел настроечный сигнал, затем особый сигнал, показывавший, что наши люди вышли на связь без помех (не лишняя предосторожность: отсутствие сигнала означало бы, что радист взят в плен и его силой заставили выйти на связь). И еще великолепная новость: отряд Шерхорна существует, и курсанту С. удалось его обнаружить!
На следующую ночь подполковник Шерхорн сам сказал несколько простых слов, но сколько в них было сдержанного чувства, глубокой благодарности! Вот прекраснейшая из наград за все наши усилия и тревоги!»
Ночью цепочка людей в немецкой форме окружила поляну. На сигнальные костры приземлились четверо немецких парашютистов. Их встретили и провели в штаб Шерхорна. Там на столе лежала карта, где кружками были обозначены якобы немецкие части в тылу советских войск. Радист передал в центр: “Группа Шерхорна найдена”. После этого парашютистов отвели на отдых в соседнюю избу, а там их уже поприветствовали офицеры Красной Армии. Потом был убедительный разговор по душам с каждым из прибывших. Двое из них согласились сотрудничать, а об оставшихся сообщили, что они погибли. Шерхорн запросил оружие, боеприпасы, медикаменты, продовольствие, врачей.
Скорцени свидетельствует: «Первый прыгнувший с парашютом врач при приземлении в темноте разбился, сломал обе ноги и через несколько дней скончался.
Следующему повезло, и он приземлился целым и невредимым. Потом мы стали сбрасывать маленькой армии продовольствие, одежду…
В течение двух-трех ночей 200-я эскадрилья высылала по несколько самолетов для снабжения затерянного в лесу лагеря…»
Скорцени рассчитывал с помощью отряда Шерхорна нарушить тыловые коммуникации Красной Армии. С этой целью к Шерхорну были посланы специалисты по диверсиям и техника. Радиограммы из штаба Шерхорна шли одна за другой. Сочиняли их, разумеется, сотрудники НКВД, проявившие большую изобретательность. Вот «Шерхорн» сообщил, как его отряду удалось взорвать мост, вот они подбили машину, вот пустили под откос эшелон, вот Шерхорн придумал что-то еще и просит прислать ему красноармейскую форму и советские автоматы… Агент Макс получил приказ из Берлина проверить достоверность сообщений Шерхорна. Он их, конечно, полностью подтвердил. Гитлер произвел Шерхорна в полковники и наградил Рыцарским крестом. Кроме Шерхорна награждены были и другие «окруженцы».
Скорцени разработал план эвакуации Шерхорна.
К Шерхорну направили специалиста по быстрому развертыванию взлетно- посадочных полос в полевых условиях. Но едва начались подготовительные работы, как русские мощным ударом с воздуха сделали выбранное место непригодным. Пришлось изыскивать другой способ. После переговоров с Шерхорном решили, что отряду следует покинуть обнаруженный лагерь и совершить 250-километровый переход на север. Там, в окрестностях Дюнабурга, что возле прежней русско-литовской границы, находилось несколько озер, которые замерзали в начале декабря. Когда лед достаточно окрепнет, озера превратятся в подходящие аэродромы для транспортных самолетов.
Тогда Шерхорн потребовал, чтобы ему для обеспечения этого перехода были сброшены на парашютах «надежные польские проводники». Скорцени ему их сбросил. Надо ли говорить, что «надежных польских проводников» встретили достойно. После этого Шерхорн начал переход. Идти было трудно… Шел долго… Пока не кончилась война… Скорцени этот переход координировал:
«Поздней осенью 1944 года колонны медленно потянулись на север. Русских телег было мало, на них с трудом уместили больных и раненых. Кто мог, шел пешком. Переход оказался намного более длительным, чем мы предполагали. В среднем за день преодолевали 8 – 12 километров…
По мере продвижения отряда к линии фронта маршрут самолетов снабжения укорачивался, но определить место выброски становилось труднее. По радио мы старались уточнить их координаты на карте, испещренной разными значками. Несмотря на предосторожности, несметное число тюков и контейнеров попало в руки русской милиции, которая, надо отдать ей должное, справлялась со своей задачей…
В феврале 1945 года мне самому пришлось командовать дивизией на Восточном фронте. Отбивая яростные атаки врага, я не упускал из вида наши особые миссии. Сообщения, все еще регулярно приходившие от Шерхорна, были полны отчаяния: «Высылайте самолеты… Помогите нам… Не забывайте нас…»
Двадцать седьмого февраля курсант С. прислал нам следующее сообщение: «Отряд прибыл в намеченный район возле озер. Без немедленной поддержки умрем от голода. Можете ли вы нас забрать?»
По мере расходования элементов питания передатчика призывы о помощи становились все более настойчивыми, а мы уже не в силах были помочь. В конце С. просил доставить хотя бы батареи питания: «Мы больше ничего не просим… только говорить с вами… только слышать вас».
Крах и невероятный хаос, поразивший многие службы, окончательно добили нас. Не могло быть и речи о вылете самолета с помощью для несчастных, тем более – об их эвакуации.
И все равно наши радисты ночи напролет не снимали наушников. Порой им удавалось засечь переговоры групп Шерхорна между собой, порой до нас долетали их отчаянные мольбы. Затем, после 8 мая, ничто более не нарушало молчания в эфире. Шерхорн не отвечал».
Блестящая операция! Советской разведки. За которую, кстати, никого даже не наградили.
Но вернемся к Скорцени. В сентябре 1944 года он получил очередной приказ – арестовать адмирала Хорти, который вступил в тайные переговоры с советской стороной. С целью подготовки и осуществления этой операции супердиверсант отправился в Будапешт. Для своей миссии он получил два батальона парашютистов и три планера.
Сообразив, что высаживать десант на планерах рядом с Замком на Горе, резиденцией регента Миклоша Хорти, будет довольно экзотично, Скорцени передумал – оказалось достаточно двух полицейских батальонов и двух танковых рот. На подготовку операции ушел месяц, который Скорцени с комфортом прожил в Будапеште, внимательно следя за контактами венгерского правительства с представителями югославских партизан, через которых оно сносилось с советской стороной.
В 6 часов утра 16 октября 1944 года Скорцени во главе танковых колонн ринулся на штурм резиденции Хорти. С венгерской стороны ожидалось сопротивление.
«Решающий миг близок. Мы уже проехали министерство, и перед нами простирается площадь Замка. Там заняли позицию три танка. Когда мы проезжаем мимо первого, он поднимает пушку вверх, показывая, что не собирается стрелять.
Перед воротами Замка венгры соорудили из строительного камня баррикаду высотой несколько метров. Мой грузовичок отъезжает в сторону, и знаком руки я даю танку, который за нами следует, приказание навалиться всем своим весом на это препятствие. Пока стальной колосс разгоняется, мы соскакиваем на землю. Баррикада не выдерживает страшного удара в тридцать тонн – она рушится, танк проходит по ее развалинам, выбивает ворота и выставляет свою пушку во двор Замка, оказываясь нос к носу с шестью противотанковыми орудиями.
Бегом, по правую и по левую стороны от нашей «Пантеры», мы проскакиваем в несколько прыжков по разваленным глыбам и проникаем под арку.
Эффектно. Очень эффектно. Ворвались в замок, всех напугали, но…
По моему требованию к адмиралу меня сопровождают два венгра, которые служат мне офицерами связи. К моему удивлению, покои регента пусты. Я узнаю, что он покинул Замок за несколько минут до шести утра. А его семья еще накануне обрела прибежище у папского нунция. Во всяком случае, присутствие в Замке адмирала Хорти ничего бы не изменило: наши планы имели своей целью не его особу, а резиденцию венгерского правительства».
Романтически настроенные поклонники Скорцени и многие его биографы утверждают, будто он вынес Хорти из регентских покоев на плече, завернутого в ковер, предварительно заткнув ему рот собственным носовым платком. Это, конечно, фантазии.
Кого действительно удалось поймать Скорцени, так это сына регента, тоже Миклоша (может, недоразумение как раз и возникло из-за того, что они оба они были Хорти, и оба – Миклоши?). Тут действительно Скорцени приказал перед транспортировкой в грузовике завернуть его в ковер и перевозить, как тюк. Сам адмирал в это время находился в гостях и под покровительством генерала Пфеффер-Вильденбрука, с которым преспокойно прибыл в Зальцбург, где его поместили под домашний арест. Отто Скорцени пожаловали за эту операцию Золотой крест и звание оберштурмбанфюрера (подполковника).
Вернувшись из Будапешта, Скорцени получил свое самое важное в жизни задание. Его вызвал Гитлер, обрисовал план наступления на Арденнах и поставил задачу:
– Вам с частями, находящимися под вашим началом, мы ставим в рамках этого наступления одну из самых важных задач. В качестве передового отряда вы должны будете захватить один или несколько мостов на Мезе, между Льежем и Намюром. Эту миссию осуществите с помощью хитрости: ваши люди будут одеты в американскую и английскую форму.
Скорцени решил сформировать себе танковую бригаду численностью 3300 солдат и офицеров – в составе двух танковых рот, двух рот бронемашин, трех батальонов мотопехоты и артиллерийских, противотанковых и прочих подразделений.
Укомплектовать эти подразделения Скорцени хотел американской трофейной техникой, равно как и обмундировать своих бойцов в американскую форму и вооружить американским стрелковым оружием. Поскольку предполагалось действовать в тылу американских войск, Скорцени хотел набрать в свою бригаду как можно больше знающих английский язык. План был совсем не бездарный, но легче сказать, чем сделать. Знающих английский язык во всей бригаде набралось 30 – 40 человек.
Американской трофейной техники почти не было – пара танков, да несколько десятков бронемашин, грузовиков и джипов. Пришлось гримировать немецкие «Пантеры», чтобы они хотя бы силуэтом напоминали «Шерманны», но результат получился не ахти. Американской военной формы и вовсе не нашлось. Ринулись в бой как есть. Формой, все-таки, в конце концов обзавелись. В общем, из операции толком ничего не вышло. Напроказили по мелочи: взорвали склад с боеприпасами, пообрывали кое-где телефонные провода, поснимали таблички, развешанные американской интендантской службой, и цветные ленты, обозначавшие заминированные участки, навели небольшой переполох.
Американцы, конечно, засуетились, в поисках диверсантов похватали много своих до выяснения, приняли дополнительные меры по охране Эйзенхауэра, но довольно быстро пришли в себя. Кроме того, немецкое наступление в целом захлебнулось, и операцию пришлось свернуть. Так она ничего и не достигла. Да и не могла достичь, по большому счету.
30 января 1945 года Гиммлер отдал приказ, положивший конец карьере Скорцени-диверсанта. Его направили на фронт во главе его особых частей – удерживать плацдарм на восточном берегу Одера близ городка Шведт. Там происходили отдельные стычки с советскими частями, которые еще только готовились к последнему, сокрушающему удару. А через четыре недели, 28 февраля, Скорцени был отозван в Берлин. Так что на фронте он пробыл недолго.
Что делал Скорцени в период с начала марта 1945 года до конца войны – до конца не ясно. Сначала был в Вене, потом в так называемом «баварском опорном районе» на границе Германии и Австрии.
15 мая он сдался американцам. Со второй попытки. Мог бы и не сдаваться, его не искали. Но не вечно же сидеть без дела! Надо к чему-нибудь себя приложить… Американцам он наплел, что будто бы имеет опыт подрывной деятельности на территории СССР. Те поверили. Если бы он интересовал советскую сторону, его бы вытребовали в Нюрнберг, но этого никто не сделал. Американский военный трибунал в Дахау оправдал Скорцени в 1947 году, и он очутился на свободе, никем не преследуемый, и тут же начал всем рассказывать о том, какой он гениальный диверсант и чего он только не организовал. Он был арестован весной 1948 года новыми германскими властями, производившими денацификацию, и помещен в лагерь для интернированных военных преступников.
«Колючая проволока была цела. Сирена не завыла. А Скорцени исчез». Это называется «совершил дерзкий побег». То есть, в действительности, пошел за сигаретами в ларек, расположенный в полукилометре от лагеря, как это делали все (такой в этом лагере был режим), и не вернулся. Хватились его только через два дня.
Остаток жизни Скорцени провел в Испании, где и умер в собственной постели в 1975 году. Никто его не искал – ни советская разведка, ни американская, ни, что характерно, израильская – хотя найти его не составляло труда. Он просто был никому не нужен. Вернее так: если он и был кому-то интересен, то только своими баснями о собственных достижениях.
Отто Скорцени со всеми его «диверсионными подвигами» – абсолютно дутая фигура. Он сам вылепил из себя героя, написав свои «мюнхгаузеновские» мемуары. Он действительно был любимцем Гитлера, став им благодаря протекции Кальтенбруннера. Из-за этого ему многое поручалось и многое разрешалось. Только где результаты? Единственное, что ему удалось, это вывезти Муссолини. Но это была не боевая, а транспортная операция, и с этой точки зрения не слишком блестящая.
Степан Лиходеев
Резервный агент, упомянутый Скорцени в его книге, имевший в Абвере агентурную кличку «Макс», а в НКВД – «Гейне», на самом деле, был сотрудником советской разведки Александром Петровичем Демьяновым.
19 августа генеральный штаб немецких сухопутных войск получил посланное Абвером сообщение Макса о том, что соединение под командованием подполковника Шерхорна численностью в две с половиной тысячи человек блокировано в районе реки Березины.
Кто такой этот подполковник Шерхорн? За несколько недель до описываемых событий отряд в полторы тысячи человек под командой Шерхорна, защищавший переправу на Березине, был разгромлен Красной Армией и большей частью пленен. Попал в плен и Шерхорн. Советская разведка заинтересовалась им потому, что его отец финансировал нацистскую партию еще до ее прихода к власти. Так что имя это должно было привлечь внимание Гитлера. Перевербовать Шерхорна удалось быстро – ему пообещали, что он вернется домой, к семье. Итак, командир якобы блокированной немецкой группировки был настоящий.
Операция была задумана с размахом. В ней участвовали, выполняя роль немецких военных, наши офицеры, владевшие языком, немецкие антифашисты и перевербованные военнопленные.
В это время Отто Скорцени активно занимался операцией «Браконьер». Вот что он пишет:
«Мы взялись за решение бесчисленных технических проблем, связанных с осуществлением операции. Наш проект предусматривал создание четырех групп, каждая из которых состояла из двух немцев и трех русских. Людей вооружили русскими пистолетами и снабдили запасом продовольствия на четыре недели. Кроме того, каждая группа брала с собой палатку и портативную радиостанцию. На всякий случай их переодели в русскую военную форму, обеспечили удостоверениями и пропусками. Их приучили к русским сигаретам, у каждого в вещмешке имелось несколько ломтиков черного хлеба и советские консервы. Все прошли через руки парикмахера, который остриг их почти наголо в соответствии с военной модой русских, а в последние дни перед вылетом им пришлось расстаться со всеми предметами гигиены, включая даже бритвы…
В конце августа первая группа под руководством П. поднялась в воздух на «Хейнкеле-111» из состава 200-й эскадрильи. С лихорадочным нетерпением ждали мы возвращения самолета, ведь предстояло пролететь более 500 километров над вражеской территорией (к тому времени линия фронта проходила через Вистюль). Поскольку подобный полет мог состояться только ночью, истребители не могли сопровождать транспортный самолет. В ту же ночь состоялся сеанс радиосвязи между разведчиком и группой П.
«Скверная высадка, – докладывали наши парашютисты. – Попро- буем разделиться. Находимся под пулеметным огнем».
Сообщение на этом заканчивалось. Возможно, им пришлось отступить, бросив передатчик. Ночи проходили одна за другой, а из радио доносился лишь негромкий треск атмосферных помех. Ничего больше, никаких новостей от группы П. Скверное начало!
В начале сентября отправилась в полет вторая группа, под командованием курсанта С. По возвращении пилот доложил, что парашютисты прыгнули точно в указанном месте и достигли земли без происшествий. И вот наконец наше радио, от которого все неутомимо ждали проявления признаков жизни, уловило ответ. Сначала пошел настроечный сигнал, затем особый сигнал, показывавший, что наши люди вышли на связь без помех (не лишняя предосторожность: отсутствие сигнала означало бы, что радист взят в плен и его силой заставили выйти на связь). И еще великолепная новость: отряд Шерхорна существует, и курсанту С. удалось его обнаружить!
На следующую ночь подполковник Шерхорн сам сказал несколько простых слов, но сколько в них было сдержанного чувства, глубокой благодарности! Вот прекраснейшая из наград за все наши усилия и тревоги!»
Ночью цепочка людей в немецкой форме окружила поляну. На сигнальные костры приземлились четверо немецких парашютистов. Их встретили и провели в штаб Шерхорна. Там на столе лежала карта, где кружками были обозначены якобы немецкие части в тылу советских войск. Радист передал в центр: “Группа Шерхорна найдена”. После этого парашютистов отвели на отдых в соседнюю избу, а там их уже поприветствовали офицеры Красной Армии. Потом был убедительный разговор по душам с каждым из прибывших. Двое из них согласились сотрудничать, а об оставшихся сообщили, что они погибли. Шерхорн запросил оружие, боеприпасы, медикаменты, продовольствие, врачей.
Скорцени свидетельствует: «Первый прыгнувший с парашютом врач при приземлении в темноте разбился, сломал обе ноги и через несколько дней скончался.
Следующему повезло, и он приземлился целым и невредимым. Потом мы стали сбрасывать маленькой армии продовольствие, одежду…
В течение двух-трех ночей 200-я эскадрилья высылала по несколько самолетов для снабжения затерянного в лесу лагеря…»
Скорцени рассчитывал с помощью отряда Шерхорна нарушить тыловые коммуникации Красной Армии. С этой целью к Шерхорну были посланы специалисты по диверсиям и техника. Радиограммы из штаба Шерхорна шли одна за другой. Сочиняли их, разумеется, сотрудники НКВД, проявившие большую изобретательность. Вот «Шерхорн» сообщил, как его отряду удалось взорвать мост, вот они подбили машину, вот пустили под откос эшелон, вот Шерхорн придумал что-то еще и просит прислать ему красноармейскую форму и советские автоматы… Агент Макс получил приказ из Берлина проверить достоверность сообщений Шерхорна. Он их, конечно, полностью подтвердил. Гитлер произвел Шерхорна в полковники и наградил Рыцарским крестом. Кроме Шерхорна награждены были и другие «окруженцы».
Скорцени разработал план эвакуации Шерхорна.
К Шерхорну направили специалиста по быстрому развертыванию взлетно- посадочных полос в полевых условиях. Но едва начались подготовительные работы, как русские мощным ударом с воздуха сделали выбранное место непригодным. Пришлось изыскивать другой способ. После переговоров с Шерхорном решили, что отряду следует покинуть обнаруженный лагерь и совершить 250-километровый переход на север. Там, в окрестностях Дюнабурга, что возле прежней русско-литовской границы, находилось несколько озер, которые замерзали в начале декабря. Когда лед достаточно окрепнет, озера превратятся в подходящие аэродромы для транспортных самолетов.
Тогда Шерхорн потребовал, чтобы ему для обеспечения этого перехода были сброшены на парашютах «надежные польские проводники». Скорцени ему их сбросил. Надо ли говорить, что «надежных польских проводников» встретили достойно. После этого Шерхорн начал переход. Идти было трудно… Шел долго… Пока не кончилась война… Скорцени этот переход координировал:
«Поздней осенью 1944 года колонны медленно потянулись на север. Русских телег было мало, на них с трудом уместили больных и раненых. Кто мог, шел пешком. Переход оказался намного более длительным, чем мы предполагали. В среднем за день преодолевали 8 – 12 километров…
По мере продвижения отряда к линии фронта маршрут самолетов снабжения укорачивался, но определить место выброски становилось труднее. По радио мы старались уточнить их координаты на карте, испещренной разными значками. Несмотря на предосторожности, несметное число тюков и контейнеров попало в руки русской милиции, которая, надо отдать ей должное, справлялась со своей задачей…
В феврале 1945 года мне самому пришлось командовать дивизией на Восточном фронте. Отбивая яростные атаки врага, я не упускал из вида наши особые миссии. Сообщения, все еще регулярно приходившие от Шерхорна, были полны отчаяния: «Высылайте самолеты… Помогите нам… Не забывайте нас…»
Двадцать седьмого февраля курсант С. прислал нам следующее сообщение: «Отряд прибыл в намеченный район возле озер. Без немедленной поддержки умрем от голода. Можете ли вы нас забрать?»
По мере расходования элементов питания передатчика призывы о помощи становились все более настойчивыми, а мы уже не в силах были помочь. В конце С. просил доставить хотя бы батареи питания: «Мы больше ничего не просим… только говорить с вами… только слышать вас».
Крах и невероятный хаос, поразивший многие службы, окончательно добили нас. Не могло быть и речи о вылете самолета с помощью для несчастных, тем более – об их эвакуации.
И все равно наши радисты ночи напролет не снимали наушников. Порой им удавалось засечь переговоры групп Шерхорна между собой, порой до нас долетали их отчаянные мольбы. Затем, после 8 мая, ничто более не нарушало молчания в эфире. Шерхорн не отвечал».
Блестящая операция! Советской разведки. За которую, кстати, никого даже не наградили.
Но вернемся к Скорцени. В сентябре 1944 года он получил очередной приказ – арестовать адмирала Хорти, который вступил в тайные переговоры с советской стороной. С целью подготовки и осуществления этой операции супердиверсант отправился в Будапешт. Для своей миссии он получил два батальона парашютистов и три планера.
Сообразив, что высаживать десант на планерах рядом с Замком на Горе, резиденцией регента Миклоша Хорти, будет довольно экзотично, Скорцени передумал – оказалось достаточно двух полицейских батальонов и двух танковых рот. На подготовку операции ушел месяц, который Скорцени с комфортом прожил в Будапеште, внимательно следя за контактами венгерского правительства с представителями югославских партизан, через которых оно сносилось с советской стороной.
В 6 часов утра 16 октября 1944 года Скорцени во главе танковых колонн ринулся на штурм резиденции Хорти. С венгерской стороны ожидалось сопротивление.
«Решающий миг близок. Мы уже проехали министерство, и перед нами простирается площадь Замка. Там заняли позицию три танка. Когда мы проезжаем мимо первого, он поднимает пушку вверх, показывая, что не собирается стрелять.
Перед воротами Замка венгры соорудили из строительного камня баррикаду высотой несколько метров. Мой грузовичок отъезжает в сторону, и знаком руки я даю танку, который за нами следует, приказание навалиться всем своим весом на это препятствие. Пока стальной колосс разгоняется, мы соскакиваем на землю. Баррикада не выдерживает страшного удара в тридцать тонн – она рушится, танк проходит по ее развалинам, выбивает ворота и выставляет свою пушку во двор Замка, оказываясь нос к носу с шестью противотанковыми орудиями.
Бегом, по правую и по левую стороны от нашей «Пантеры», мы проскакиваем в несколько прыжков по разваленным глыбам и проникаем под арку.
Эффектно. Очень эффектно. Ворвались в замок, всех напугали, но…
По моему требованию к адмиралу меня сопровождают два венгра, которые служат мне офицерами связи. К моему удивлению, покои регента пусты. Я узнаю, что он покинул Замок за несколько минут до шести утра. А его семья еще накануне обрела прибежище у папского нунция. Во всяком случае, присутствие в Замке адмирала Хорти ничего бы не изменило: наши планы имели своей целью не его особу, а резиденцию венгерского правительства».
Романтически настроенные поклонники Скорцени и многие его биографы утверждают, будто он вынес Хорти из регентских покоев на плече, завернутого в ковер, предварительно заткнув ему рот собственным носовым платком. Это, конечно, фантазии.
Кого действительно удалось поймать Скорцени, так это сына регента, тоже Миклоша (может, недоразумение как раз и возникло из-за того, что они оба они были Хорти, и оба – Миклоши?). Тут действительно Скорцени приказал перед транспортировкой в грузовике завернуть его в ковер и перевозить, как тюк. Сам адмирал в это время находился в гостях и под покровительством генерала Пфеффер-Вильденбрука, с которым преспокойно прибыл в Зальцбург, где его поместили под домашний арест. Отто Скорцени пожаловали за эту операцию Золотой крест и звание оберштурмбанфюрера (подполковника).
Вернувшись из Будапешта, Скорцени получил свое самое важное в жизни задание. Его вызвал Гитлер, обрисовал план наступления на Арденнах и поставил задачу:
– Вам с частями, находящимися под вашим началом, мы ставим в рамках этого наступления одну из самых важных задач. В качестве передового отряда вы должны будете захватить один или несколько мостов на Мезе, между Льежем и Намюром. Эту миссию осуществите с помощью хитрости: ваши люди будут одеты в американскую и английскую форму.
Скорцени решил сформировать себе танковую бригаду численностью 3300 солдат и офицеров – в составе двух танковых рот, двух рот бронемашин, трех батальонов мотопехоты и артиллерийских, противотанковых и прочих подразделений.
Укомплектовать эти подразделения Скорцени хотел американской трофейной техникой, равно как и обмундировать своих бойцов в американскую форму и вооружить американским стрелковым оружием. Поскольку предполагалось действовать в тылу американских войск, Скорцени хотел набрать в свою бригаду как можно больше знающих английский язык. План был совсем не бездарный, но легче сказать, чем сделать. Знающих английский язык во всей бригаде набралось 30 – 40 человек.
Американской трофейной техники почти не было – пара танков, да несколько десятков бронемашин, грузовиков и джипов. Пришлось гримировать немецкие «Пантеры», чтобы они хотя бы силуэтом напоминали «Шерманны», но результат получился не ахти. Американской военной формы и вовсе не нашлось. Ринулись в бой как есть. Формой, все-таки, в конце концов обзавелись. В общем, из операции толком ничего не вышло. Напроказили по мелочи: взорвали склад с боеприпасами, пообрывали кое-где телефонные провода, поснимали таблички, развешанные американской интендантской службой, и цветные ленты, обозначавшие заминированные участки, навели небольшой переполох.
Американцы, конечно, засуетились, в поисках диверсантов похватали много своих до выяснения, приняли дополнительные меры по охране Эйзенхауэра, но довольно быстро пришли в себя. Кроме того, немецкое наступление в целом захлебнулось, и операцию пришлось свернуть. Так она ничего и не достигла. Да и не могла достичь, по большому счету.
30 января 1945 года Гиммлер отдал приказ, положивший конец карьере Скорцени-диверсанта. Его направили на фронт во главе его особых частей – удерживать плацдарм на восточном берегу Одера близ городка Шведт. Там происходили отдельные стычки с советскими частями, которые еще только готовились к последнему, сокрушающему удару. А через четыре недели, 28 февраля, Скорцени был отозван в Берлин. Так что на фронте он пробыл недолго.
Что делал Скорцени в период с начала марта 1945 года до конца войны – до конца не ясно. Сначала был в Вене, потом в так называемом «баварском опорном районе» на границе Германии и Австрии.
15 мая он сдался американцам. Со второй попытки. Мог бы и не сдаваться, его не искали. Но не вечно же сидеть без дела! Надо к чему-нибудь себя приложить… Американцам он наплел, что будто бы имеет опыт подрывной деятельности на территории СССР. Те поверили. Если бы он интересовал советскую сторону, его бы вытребовали в Нюрнберг, но этого никто не сделал. Американский военный трибунал в Дахау оправдал Скорцени в 1947 году, и он очутился на свободе, никем не преследуемый, и тут же начал всем рассказывать о том, какой он гениальный диверсант и чего он только не организовал. Он был арестован весной 1948 года новыми германскими властями, производившими денацификацию, и помещен в лагерь для интернированных военных преступников.
«Колючая проволока была цела. Сирена не завыла. А Скорцени исчез». Это называется «совершил дерзкий побег». То есть, в действительности, пошел за сигаретами в ларек, расположенный в полукилометре от лагеря, как это делали все (такой в этом лагере был режим), и не вернулся. Хватились его только через два дня.
Остаток жизни Скорцени провел в Испании, где и умер в собственной постели в 1975 году. Никто его не искал – ни советская разведка, ни американская, ни, что характерно, израильская – хотя найти его не составляло труда. Он просто был никому не нужен. Вернее так: если он и был кому-то интересен, то только своими баснями о собственных достижениях.
Отто Скорцени со всеми его «диверсионными подвигами» – абсолютно дутая фигура. Он сам вылепил из себя героя, написав свои «мюнхгаузеновские» мемуары. Он действительно был любимцем Гитлера, став им благодаря протекции Кальтенбруннера. Из-за этого ему многое поручалось и многое разрешалось. Только где результаты? Единственное, что ему удалось, это вывезти Муссолини. Но это была не боевая, а транспортная операция, и с этой точки зрения не слишком блестящая.
Степан Лиходеев
