Цикл статей посвящается 300-летию императрицы Марии Терезии, которая родилась 13 мая 1717 года. С момента бракосочетания Петра и Екатерины прошло восемь лет, но потомства у них так и не было. Кроме того, к этому времени Елизавета Петровна окончательно убедилась в том, что ее племянник по способностям не только не в состоянии занять большой российский трон, но даже не годится для своего маленького голштинского.
В своем умственном развитии он остановился еще до достижения физической зрелости. Петр походил на ребенка, воображавшего себя взрослым, на самом же деле это был взрослый человек, навсегда оставшийся ребенком. Он продолжал играть с оловянными солдатиками, а когда это занятие ему надоело, одевал жену в военную форму и заставлял ее маршировать по комнате или стоять в полной выкладке «на часах». Однажды Екатерина, войдя к нему, была поражена представившимся ей зрелищем: на бечевке, прикрепленной к потолку, висела большая крыса. Она якобы совершила ужасное уголовное преступление – взобралась на картонную крепость, стоящую на столе, и съела двух пряничных часовых. Ее поймали, предали военно-полевому суду и приговорили к смертной казни через повешение.
Необъятные просторы России пугали Петра размерами, как пугает огромная пустая квартира маленьких детей, оставленных там на ночь. Чтобы избавиться от страха, он завел особую голштинскую гвардию, состоящую из разношерстного международного сброда, и проводил с ней большую часть своего времени. При всех целовал бюст своего кумира Фридриха II, а на одном из торжественных обедов встал на колени перед его портретом.
Единственной преградой на его пути к российскому трону было бы рождение сына, более разумного, чем отец, так как Елизавета при жизни могла сделать его наследником престола. Увы, Петр не сумел оказать и этой небольшой любезности своей тетушке.
Была у императрицы и другая причина для дурного настроения. Она вступила в очень неприятный для женщины возраст, когда пудра и румяна уже не могут скрыть сеть морщин на некогда красивом лице, а тело становится грузным, дряблым и ленивым. При этом муж или любовник пожилого возраста, подобно зеркалу, напоминают даме о ее собственном возрасте. Дабы избежать неприятных эмоций, Елизавета Петровна устремилась в мир иллюзий, решив омолодить ближайшее мужское окружение. Она освободила Разумовского от обязанностей тайного супруга, подарив ему в знак признательности за добросовестную многолетнюю службу Аничков дворец. Расставание прошло мирно и вполне пристойно: Разумовский, предпочитавший не ввязываться в государственные дела и вследствие этого так и не наживший себе врагов, старился тихо и спокойно. Ему на смену в покоях императрицы появился молодой, красивый и образованный Иван Шувалов, охочий до наук и занятий государственными делами. Через несколько лет он незаметно превратился в некое подобие маркизы де Помпадур: быстро дряхлевшая Елизавета Петровна все реже и реже покидала свои покои, поручая фавориту доносить ее монаршие изъявления министрам и полководцам. Так был решен вопрос о продлении молодости императрицы.
Теперь о том, что касается рождения наследника. Вот что мы находим в чудом дошедших до наших дней записках Екатерины:
«Однажды ко мне приехала двоюродная сестра Елизаветы – Чеглакова и задала риторический вопрос:
– Вы любите нашу родину?
– Да, конечно!
– Тогда вы непременно должны подарить ей наследника престола, даже если вам при этом придется нарушить супружескую верность. Государственные интересы должны быть для вас превыше всего. В этом деле вам смогут помочь Сергей Салтыков или Лев Нарышкин. Выбор за вами».
Записки стыдливо умалчивают о том, как проходил выбор, но вскоре в покоях Екатерины появился Салтыков, «ясный и светлый, как солнечный день». Описание их встреч – это искренняя исповедь о первой любви, заставившей молодую женщину забыть ее обычную немецкую сдержанность.
20 сентября 1754 года проявилась последствие этих «чудных мгновений»: Екатерина благополучно разрешилась от бремени младенцем мужского пола, нареченного Павлом. «Продолжателя» романовской династии Салтыкова на всякий случай отправили в Стокгольм, якобы с письмом к шведскому королю, сообщающим о рождении в Петербурге наследника престола.
Крестной матерью мальчика согласилась стать Мария Терезия. Елизавета Петровна приказала принести младенца в свои покои и отдала его на попечение толпы нянек, кормилиц и самых ученых докторов, отчего ребенок уже в первые дни чуть не распростился с жизнью. Двор торжественно и радостно отпраздновал рождение наследника, и особенно веселился, будучи во хмелю, Петр III. Императрица щедро одарила роженицу подарками и, если верить все тем же запискам Екатерины, вскоре забыла о ней, как обычно забывают об уже использованной и ненужной больше вещи. Но, скорее всего, это была сознательная драматизация событий, чтобы потомки видели, как труден был ее путь к трону. На самом деле Екатерина была денно и нощно окружена верными Елизавете фрейлинами, и верить ее утверждениям о том, что после родов некому было подать ей стакан воды, вряд ли стоит. В следующем, 1755 году, в Европе снова запахло войной. В это время Англия и Франция приступили к дележу спорных кусков колониального пирога в Северной Америке и Индии. Предусмотрительные английские политики решили на всякий случай обезопасить свои ганноверские владения от нападения со стороны Пруссии и заключили с Россией «субсидийный» договор, по которому последняя за определенное вознаграждение обязывалась по требованию Лондона выдвинуть к границам Восточной Пруссии 55-тысячный военный корпус. Для защиты того же Ганновера от нападения французов Англия предложила подобный договор Австрии, рассчитывая на ее немедленное согласие. Но министр иностранных дел Кауниц решил поторговаться, и Лондон пошел другим путем: 16 января 1756 года была подписана Вестмейстерская конвенция, согласно которой Пруссия гарантировала безопасность Ганновера от любых посягательств, а Англия устанавливала ей размер субсидий в зависимости от складывающейся на континенте обстановки.
Весть об английской маркировке в сторону Пруссии была воспринята в Европе с удивлением и возмущением: Версаль называл Фридриха II предателем, Петербург и Вена возмущались вероломством Лондона. После длительных обсуждений в Австрии было решено начать переговоры с Францией. Их возглавили: с австрийской стороны – Шталберг, а с французской – аббат Берни. Поскольку аббат консультировался с маркизой де Помпадур, Мария Терезия, чтобы ускорить процесс переговоров, поступившись своим королевским достоинством, направила высокопоставленной французской шлюхе послание, в котором именовала ее не иначе как «моя дражайшая госпожа сестра».
В апреле 1756 года первый этап переговоров закончился подготовкой совместного документа, который скорее напоминал регламент сосуществования обоих государств на ближайшее время.
Фридрих II не стал дожидаться, когда Кауниц окончательно сплетет свою дипломатическую паутину, и 29 августа 1756 года вторгся в нейтральную Саксонию, чья 20-тысячная армия после капитуляции была включена в состав прусской. Вскоре произошло сражение с выдвинутыми в Саксонию австрийскими войсками, исход которого противоборствующие стороны оценивали по-разному: Фридрих, хотя и бежал с поля боя, утверждал, что разбил австрийцев, остатки же австрийских войск вскоре покинули Саксонию, позволив Пруссии оккупировать всю территорию.
С наступлением зимы военные действия прекратились, но весьма интенсивно велась подготовка к летней кампании. России были гарантированы субсидии, и она обязалась приступить к военным действиям против Пруссии. Под нажимом Парижа и Петербурга Швеция объявила войну Пруссии. Прежде чем перейти к описанию боевых действий, следует вкратце рассмотреть основные организационные принципы воюющих армий. Армии Австрии, Франции и России представляли собой малоподвижные, чисто оборонительные формирования, отягощенные огромными обозами с военным имуществом и фуражом, в лучшем случае способные отразить нападение противника.
Прусская армия по своей структуре и организации быта была совершенно иной и больше подходила для наступательных операций, необходимых для ведения победоносных войн. Для нее были незыблимыми два постулата: первый – «при наступательной операции солдат должен прокормить себя сам» и второй – «солдат должен бояться своего начальника больше, чем врага». Кроме того, прусская армия всегда перемещалась строем, а не вразброд, что позволяло значительно увеличить скорость передвижения.
Летнюю кампанию 1757 года опять начал Фридрих, который вторгся в Богемию и разбил там австрийскую армию под командованием Карла. Оккупировав почти всю страну, он приступил к осаде Праги. Тогда Мария Терезия, поняв, что от доморощенных полководцев толку не будет, приняла на службу маршала Дауна, которому в оборонительных сражениях не было равных во всей Европе. Он так выбрал позицию для своего войска под Прагой, что Фридрих оказался в западне и, пытаясь выбраться из нее, потерял треть людей и 50 пушек.
Тем временем русский контингент, доставленный морем в Лиепаю, пересек прусскую границу и 24 июня взял город Мемель. 19 августа состоялась битва на берегу реки Прегель у деревни Гросс-Eгерсдорф между войсками под командованием русского фельдмаршара Апраксина и прусского – Левальда. Прусские войска, придерживаясь наступательной тактики, атаковали лес, где размещались русские гренадеры, и почти всех их истребили. Но в это время командир второго эшелона Петр Румянцев ввел в сражение 20 батальонов русской пехоты, которые ударили пруссаков по флангам и обратили их в бегство.
Тем не менее 27 августа русские войска под командованием фельдмаршала Апраксина переправились через Неман и отступили к зимним квартирам в Курляндии: нежелание «слишком увязнуть в этой войне» было в точности созвучно указанию, пришедшему от канцлера Бестужева.
Профессор Александр Зиничев
Продолжение в след. номере.
