Кира Александровна Сапгир родилась в Москве. Закончила Московский институт иностранных языков (факультет французского языка). В свое время она публиковала в Москве детские книги, сценарии, работала на Московском радио, вступила в Союз писателей.
С 1978 года Кира Сапгир живет в Париже. Долгие годы она работала в газете «Русская мысль», печатала статьи в журналах «Континент», «Грани», «Новое русское слово», «Панорама», была корреспондентом Французского международного радио и радио «Свобода». Кира Сапгир перевела Брассенса и Маргариту Дюрас, Ронсара и Превера, почти всю «Золотую книгу французской песни».
В последние годы Кира Сапгир – корреспондент русской службы Би-Би-Си и одновременно документалист во Французской Национальной Библиотеке. Публикует статьи, стихи и прозу в газетах и журналах в России и за рубежом.
Как и многие эмигранты, Кира Сапгир прошла через Вену, пробыв там 3 месяца. К сожалению, из-за отсутствия времени записать мне удалось немного, только некоторые мысли и впечатления Киры. Они очень образны и необычны.
Вена
Было чисто и угрюмо. Это была не веселая Вена, какой мы привыкли ее представлять, а грустная. Ведь когда приезжаешь в таком Тадминистративном качествеТ, то превращаешься в арифметическую единицу. И не смотришь по сторонам, и не любуешься соборами… Только получив Тпутевку в жизньТ, начинаешь оглядываться. Говорят – у каждого свой Париж… У меня была своя Вена. Это была Вена апокалипсиса. И ее стиль, в котором много псевдокрасоты и который как бы издевался надо мной, меня угнетал. У меня было такое ощущение, что я продута насквозь, ощущение опасного сквозняка, когда из тебя выдувает частичку души.
Ожидание
Смешно и весело мне стало, когда появился Довлатов. Это было через два дня после моего приезда. А появился он с грохотом и треском. В Венгрии его сняли с самолета и отправили в вытрезвитель. Он был покрыт боевой славой – с синяком под глазом. Оказывается, получив у какого-то родственника деньги, он отправился в бордель. Там его посетила некая ТдостоевскаяТ идея, и он стал допытываться у дамы, как она дошла до жизни такой. И его побил сутенер.
После того, как нас выставили с уроков английского языка за пропуски занятий (я, кстати, так и не выучила английский), все наше пособие было пущено на ром. Он в Вене тогда был почему-то очень дешевым.
Приезд
У Довлатова оказалась легкая рука, и я очень быстро получила разрешение на эмиграцию во Францию. И это спиртовое веселое крыло отнесло меня в Париж. Я въезжала туда в прекрасном настроении, и некоторая свинцовость, встретившая меня в Вене, прошла. Когда я на рассвете вышла с Северного вокзала Парижа, то увидела громоздящиеся повсюду серые и черные мусорные пакеты. Шла забастовка мусорщиков, и она мне пришлась очень по душе. После чистоты и светлых костюмов, которые давили на меня в Вене, она дала мне какое-то ощущение свободы. Так что первая стыковка с Парижем прошла через ящики с мусором.
Родина
Когда я уезжала, в ходу была такая эпиграмма: ТЧем больше Родину мы любим, тем меньше нравимся мы ейТ.
Родину не выбирают. Ее любят такой, какая она есть. Она тебя породила, а это значит, что ты, любя Родину, любишь самое себя. Когда все нормально, об этой любви не думаешь и вспоминаешь только, когда заболит рука или нога.
Когда меня лишили гражданства, это была моя воля, и об этом не надо было думать.
Ностальгия
Не стоит путать два разных понятия: ностальгия и патриотизм. Ностальгия – она, как морская болезнь, – у одних она есть, а у других – нет.
Ощущения
Когда мы покидали дом, нам казалось, что мы улетаем в зазеркалье, в неведомое, знакомое только по книгам и картам.
Я приехала на Запад, уже впитав русскую культуру, которая навсегда осталась со мной. Я – человек русской культуры, и в моих жилах текут стихи.
Франция
Бывает, какой-то человек нагнется завязать шнурки, а ты это увидел – и вдруг его полюбил. Так и с Францией. Конечно, я не могу быть ее патриотом, но я скучаю по ней, как по живому существу, и иногда не могу на нее налюбоваться – люблю ее за изящество. Но это не стопроцентное восхищение, иногда Франция меня даже бесит. Она, как возлюбленный, – твое дело, принимать ее такой, как она есть, или не принимать.
Париж
Париж люблю больше всего. Это оттого, что я столичная. Из столицы Москвы переехала в столицу Париж.
Творчество
Сейчас я пишу и по-русски, и по-французски. Хотя чужие стихи перевожу давно. Пушкина могу перевести, и очень узнаваемо. Я только лет пять пишу по-французски. Это другой язык, другая мелодия, другие темы…
Эмигранты
Получилось так, что люди приезжали такие, какие были нужны стране. Например, в Израиль поехали врачи, в Германию – инженеры. Во Францию, где чувствуется подспудное самодовольство, поехали творческие люди, которые нужны сами себе. Здесь такие, которые могут починить электроприборы, очень редки.
Французы
Вокруг каждого француза существует некая зона неприкосновенности, которую пробить почти невозможно: они отвечают на улыбку, как ударом на удар. Но если тебе удалось хотя бы на 1 см ее пробить, то ты станешь хозяином этой сферы. Французы терпеть не могут эмигрантов, но к нам отношение особое. Для тамошних женщины из России – таинственные до ужаса Натальи Филипповны. А наши мужчины – этакие Рогозины. Просто нашим эмигрантам помогают классики. Мы для французов – марсиане, таинственные и незнакомые.
Друзья
Многие из моих друзей тоже оказались на Западе. Но мне и во Франции удалось найти новых друзей, и это большая удача. Все они, хоть и французы, в той или иной степени прошли через Россию. И у них нет манеры раздражающего меня рассматривания под микроскопом.
Записала Ирина Мучкина
С 1978 года Кира Сапгир живет в Париже. Долгие годы она работала в газете «Русская мысль», печатала статьи в журналах «Континент», «Грани», «Новое русское слово», «Панорама», была корреспондентом Французского международного радио и радио «Свобода». Кира Сапгир перевела Брассенса и Маргариту Дюрас, Ронсара и Превера, почти всю «Золотую книгу французской песни».
В последние годы Кира Сапгир – корреспондент русской службы Би-Би-Си и одновременно документалист во Французской Национальной Библиотеке. Публикует статьи, стихи и прозу в газетах и журналах в России и за рубежом.
Как и многие эмигранты, Кира Сапгир прошла через Вену, пробыв там 3 месяца. К сожалению, из-за отсутствия времени записать мне удалось немного, только некоторые мысли и впечатления Киры. Они очень образны и необычны.
Вена
Было чисто и угрюмо. Это была не веселая Вена, какой мы привыкли ее представлять, а грустная. Ведь когда приезжаешь в таком Тадминистративном качествеТ, то превращаешься в арифметическую единицу. И не смотришь по сторонам, и не любуешься соборами… Только получив Тпутевку в жизньТ, начинаешь оглядываться. Говорят – у каждого свой Париж… У меня была своя Вена. Это была Вена апокалипсиса. И ее стиль, в котором много псевдокрасоты и который как бы издевался надо мной, меня угнетал. У меня было такое ощущение, что я продута насквозь, ощущение опасного сквозняка, когда из тебя выдувает частичку души.
Ожидание
Смешно и весело мне стало, когда появился Довлатов. Это было через два дня после моего приезда. А появился он с грохотом и треском. В Венгрии его сняли с самолета и отправили в вытрезвитель. Он был покрыт боевой славой – с синяком под глазом. Оказывается, получив у какого-то родственника деньги, он отправился в бордель. Там его посетила некая ТдостоевскаяТ идея, и он стал допытываться у дамы, как она дошла до жизни такой. И его побил сутенер.
После того, как нас выставили с уроков английского языка за пропуски занятий (я, кстати, так и не выучила английский), все наше пособие было пущено на ром. Он в Вене тогда был почему-то очень дешевым.
Приезд
У Довлатова оказалась легкая рука, и я очень быстро получила разрешение на эмиграцию во Францию. И это спиртовое веселое крыло отнесло меня в Париж. Я въезжала туда в прекрасном настроении, и некоторая свинцовость, встретившая меня в Вене, прошла. Когда я на рассвете вышла с Северного вокзала Парижа, то увидела громоздящиеся повсюду серые и черные мусорные пакеты. Шла забастовка мусорщиков, и она мне пришлась очень по душе. После чистоты и светлых костюмов, которые давили на меня в Вене, она дала мне какое-то ощущение свободы. Так что первая стыковка с Парижем прошла через ящики с мусором.
Родина
Когда я уезжала, в ходу была такая эпиграмма: ТЧем больше Родину мы любим, тем меньше нравимся мы ейТ.
Родину не выбирают. Ее любят такой, какая она есть. Она тебя породила, а это значит, что ты, любя Родину, любишь самое себя. Когда все нормально, об этой любви не думаешь и вспоминаешь только, когда заболит рука или нога.
Когда меня лишили гражданства, это была моя воля, и об этом не надо было думать.
Ностальгия
Не стоит путать два разных понятия: ностальгия и патриотизм. Ностальгия – она, как морская болезнь, – у одних она есть, а у других – нет.
Ощущения
Когда мы покидали дом, нам казалось, что мы улетаем в зазеркалье, в неведомое, знакомое только по книгам и картам.
Я приехала на Запад, уже впитав русскую культуру, которая навсегда осталась со мной. Я – человек русской культуры, и в моих жилах текут стихи.
Франция
Бывает, какой-то человек нагнется завязать шнурки, а ты это увидел – и вдруг его полюбил. Так и с Францией. Конечно, я не могу быть ее патриотом, но я скучаю по ней, как по живому существу, и иногда не могу на нее налюбоваться – люблю ее за изящество. Но это не стопроцентное восхищение, иногда Франция меня даже бесит. Она, как возлюбленный, – твое дело, принимать ее такой, как она есть, или не принимать.
Париж
Париж люблю больше всего. Это оттого, что я столичная. Из столицы Москвы переехала в столицу Париж.
Творчество
Сейчас я пишу и по-русски, и по-французски. Хотя чужие стихи перевожу давно. Пушкина могу перевести, и очень узнаваемо. Я только лет пять пишу по-французски. Это другой язык, другая мелодия, другие темы…
Эмигранты
Получилось так, что люди приезжали такие, какие были нужны стране. Например, в Израиль поехали врачи, в Германию – инженеры. Во Францию, где чувствуется подспудное самодовольство, поехали творческие люди, которые нужны сами себе. Здесь такие, которые могут починить электроприборы, очень редки.
Французы
Вокруг каждого француза существует некая зона неприкосновенности, которую пробить почти невозможно: они отвечают на улыбку, как ударом на удар. Но если тебе удалось хотя бы на 1 см ее пробить, то ты станешь хозяином этой сферы. Французы терпеть не могут эмигрантов, но к нам отношение особое. Для тамошних женщины из России – таинственные до ужаса Натальи Филипповны. А наши мужчины – этакие Рогозины. Просто нашим эмигрантам помогают классики. Мы для французов – марсиане, таинственные и незнакомые.
Друзья
Многие из моих друзей тоже оказались на Западе. Но мне и во Франции удалось найти новых друзей, и это большая удача. Все они, хоть и французы, в той или иной степени прошли через Россию. И у них нет манеры раздражающего меня рассматривания под микроскопом.
Записала Ирина Мучкина
